Гирудотерапия глазами репортера

В Москве 21 медицинская организация занимается гирудотерапией.

А о том, где растут они, пиявочки, читайте здесь: "С каждым годом их все больше. И главное поле битвы — Россия. Сейчас уже никто не вспомнит, почему лечиться пиявками вновь стало модно, но власть дуремаров на медицинском рынке неуклонно растет. И в этом секторе мировой экономики наша страна занимает даже более прочные позиции, чем на газовом или нефтяном: Россия производит этих тварей в 10 раз больше, чем весь остальной мир вместе взятый. Конкуренты нам страшно завидуют, но поделать ничего не могут: пиявки очень любят Россию и нигде больше так хорошо не растут. Почему — страшная коммерческая тайна". Но корреспонденту «РР» удалось ее узнать, - о чём радостно сообщает нам Аделаида Сигида в "Русском репортере" №3 (82), 29 января 2009, фото - Михаил Галустов для «РР».

Пиявка любит погулять

Биофабрика в Люберецком районе Подмосковья была единственным в СССР предприятием по производству пиявок. 300 тысяч штук ежегодно распределялись по аптекам, где тихо умирали, не будучи востребованы. В начале 90−х аптекам разрешили не брать пиявок, и предприятие чуть не загнулось. Сегодня биофабрика в Удельной выращивает ежегодно 3 млн особей, и конкуренты выползают на новый рынок, как черви после дождя.

39 рублей 60 копеек — столько стоит здесь полезный кольчатый червь под названием Hirudo medicinalis. Это единственная пиявка, пригодная для лечения, из более чем трехсот бесполезных и даже вредных ее родственников, обитающих на планете Земля. В клинике внутри столичного Садового кольца одна такая «гируда» обойдется вам уже в 300 рублей и больше.

В России сегодня без пиявок не обходится ни одно уважающее себя медицинское заведение. В центрах пластической хирургии их ставят на шрамы после операций, в офтальмологических клиниках сажают на веки, стоматологи лепят своих вампиров пациентам на десны, гинекологи и урологи на половые органы — в общем, нет такого места, куда еще не присосалась пиявка. Не говоря уже о косметической промышлен­ности, которую сегодня представить себе без Hirudo medicinalis просто невозможно.

— Чем тут пахнет: кровью? Торфом? — заведующая лабораторией по производству Елена Титова с неподдельным интересом ожидает моего вердикта. А пахнет здесь мочой. Три миллиона фабричных пиявок живут в одном огромном зале и дружно писают — через все поры своего тела. Какать пиявка не умеет. Они сидят в трехлитровых банках из-под болгарских огурцов, банки прикрыты носовыми платочками и перевязаны возле горловины либо резинками от трусов, либо резиновыми шлангами для перетягивания вен. Неопытные покупатели пиявок вместо носового платочка часто используют марлю. Но ее полезные кровососы прогрызают и начинают ползать по всей квартире.

— Пиявка очень любит погулять, — объясняет Елена Александровна. — Она может заниматься этим часа два, после чего кожа у нее пересыхает и пиявка погибает в страшных мучениях.

Пиявки «молчаливы», но очень выразительны. У них нет глаз. И носа тоже. Тем не менее каждая пиявка знает человека, который за ней ухаживает, — он называется «выращиватель». Бывают выращиватели 5−го, 6−го и 7−го разрядов. Они никогда не уходят с этой работы добровольно, потому что зарплата здесь хорошая. А если уходят, то либо в декрет, либо вперед ногами. Пиявки тяжело переживают расставание со своим хозяином: они впадают в депрессию, отлепляются от стенок банки, ложатся на дно и умирают.

Пиявка ненавидит прогресс

Предприятие возникло в Удельной как пиявочная заготконтора в 1937 году. Удельная была выбрана как самое экологически чистое место в Московской области. Сейчас окрестности завалены мусором, среди которого возвышаются кирпичные дворцы. Самый крутой дворец — это сама биофабрика. Но так было не всегда.

— В 90−е годы корпуса разваливались, почти вся пиявка передохла, кормить ее было нечем, — вспоминает гендиректор Геннадий Никонов. — Мясокомбинаты закрывались, страна стала закупать мороженую говядину за рубежом, мы носились по всей России в поисках свежей крови, но ее не было — хоть своей корми.

Сегодня о стабильности бизнеса здесь свидетельствует все, начиная с плаката в холле, который напоминает посетителям, что пиявкой человечество успешно лечится уже 3 тыс. лет. Китайцы и арабы до сих пор спорят, кто из них первым открыл пиявку миру: этот полезный кольчатый червь был найден в гробницах фараонов и описан в древних китайских свитках.

— В Европе так интенсивно лечились пиявкой, что к XVIII веку всю переловили, и начался мощный экспорт из России. Вплоть до революции доходы нашей страны от Hirudo medicinalis были сравнимы с доходом от экспорта хлеба! — шокирует меня Никонов.

Сейчас пиявку за границу практически не вывозят: продавать ее согражданам и проще, и выгодней. Небольшое количество «биоматериала» продают медикам-французам в порядке научного обмена. А вот китайцев здесь ненавидят.

— Недавно они приезжали и чуть не уговорили нас с ними сотрудничать, — рассказывает гендиректор. — Но мы отказались, как только узнали, что они ее хотят не в клиники, а в рестораны.

С тех пор на предприятии бытует поговорка: «Хитрый, как китаец». Справедливости ради надо заметить, что не только китайцы — весь мир не прочь схавать пиявку. Во Франции ее сажают на гуся. Пиявка напьется крови, отвалится, получается живая сосиска — и ее сразу на сковородку!

— Но те французы, которым мы сбываем продукцию в научных целях, так не делают, — уверяет меня Никонов. — Мы у них спрашивали: «Вы их правда на медицину или только прикидываетесь?» Они головами машут, круглыми глазами смотрят: «Ресторан нон». Нет, значит.

На поклон в Удельную заграничные любители пиявки идут табунами вот почему. По какой-то мистической причине у них не получается ее разводить. Еще с тех бородатых времен, когда европейцы перебили всех своих диких пиявок, они бьются над технологиями их разведения — бесполезно! Для них пытались строить искусственные водоемы, изготавливать суперсовременные поддоны для кормления. Однако если в России до «продажного» возраста доживает 90% пиявок, и только 10% гибнет, то у иностранного производителя обратная картина. Из-за этого искусственно выращенная европейская пиявка становится баснословно дорогой — дешевле купить в России. Или в Турции. Но турецкий дуремар, в отличие от нашего, гонит на рынок диких пиявок, а они оставляют большие шрамы и могут быть заражены различными болезнями, потому что неизвестно кем питались.

— Так почему же не живет в Европе пиявка? Климат не тот? — задаю я шпионский вопрос одному из ведущих российских специалистов Елене Титовой.

Она, конечно, не отвечает. И правильно делает. Пока еще никому из иностранцев не удалось раскрыть тайну российского пиявочного производства. Но мы догадались сразу — сотрудникам биофабрики осталось лишь подтвердить нашу гипотезу. Потому что для русского человека пиявка — никакая не тайна, а отражение собственной сущности, как водка, матрешка и автомат Калашникова. Нам ли не знать, в каких условиях лучше развиваются паразиты!

Оказывается, больше всего на свете пиявка ненавидит прогресс и цивилизацию. Когда в Удельной пытались вводить новейшие технологии, черви гибли тысячами. Пересаживали их из болгарской банки «Ассорти» в специально сделанный для них аквариум — они тут же всплывали кверху брюхом. Даже попытки оставить пиявку без советских резинок от трусов заканчивались трагически. В конце концов рационализаторы оставили пиявочное хозяйство в покое, предоставили ему вариться в мутной воде застоя. И зацвело оно пышным цветом, запахло мочой, зашуршало дензнаками.

Пиявка предпочитает групповой секс

Елена Титова открывает шкаф с надписью «Место хранения аппаратов для кормления» и достает обычное ситечко для просеивания муки — только вместо сетки у него натянута оболочка для сосисок. Это и есть аппарат.

Кормят пиявок раз в два месяца. Их высыпают из банки в ситечко, которое затем опускают в поддон с кровью. Пиявки прокусывают оболочку и сосут кровь из поддона. Накормленная пиявка выделяет такое количество мочи, что, если потом в первые три дня не менять ежедневно воду в банке, пиявка отравится собственной мочой и умрет.

— В отличие от людей, пиявки живут дружно, — рассказывает Елена Александровна. — Иногда они даже делятся друг с другом пищей. Например, голодная пиявка может присосаться к сытой, и та не будет возражать.

«Гируды» не только толерантны — они еще и любят друг друга. Пиявка — гермафродит: в передней части тела у нее имеются два отверстия. В одном прячутся женские половые органы, во втором — мужские, но оплодотворить себя пиявка не может. Достигнув в возрасте шести месяцев половой зрелости, она начинает искать полового партнера. И тут ей на помощь приходят выращиватели.

— Мы специально сажаем в одну банку по двадцать будущих маток — чтобы они могли выбрать партнера по душе, — делится секретами сводничества специалист Титова. — Точнее… — специалист вдруг краснеет, — сразу несколько партнеров.

Оказывается, пиявки очень любят групповой секс. Эти твари очень хитрые и похотливые. Могут заниматься сексом вхолостую по два-три месяца, потребляя на халяву говяжью кровь и не производя ничего полезного. И только по истечении этого срока у пиявок просыпается наконец совесть перед гендиректором Никоновым, и они начинают беременеть.

Беременные гермафродиты вызывают у Елены Александровны особенный восторг. Охваченная им, завлабораторией рассказывает мне, что медицинская пиявка делится на три подвида: собственно медицинский, аптечный и восточный. Последний подвид — самый активный и агрессивный. Все 70 лет, сколько существует биофабрика, здесь пытаются скрестить восточных красавцев с медлительными славянскими аптеч­но-ме­ди­­цинскими особями. Но ничего не получается.

— Восточные имеют горячий темперамент, плохо приспосабливаются к нашим трехлит­ровым банкам и быстро гибнут, не успевая дать потомства.

Беременную пиявку заворачивают в мокрый торф и отправляют в шкаф в соседнюю комнату. Там она откладывает до 10 коконов, и через пару месяцев из каждого вылупляется по 20–30 пиявочек. После этого матку пускают на косметику.

Туда же отправляется треть всего поголовья.

Пиявка символизирует путь времени

Наталья Тоболева — передовой выращиватель. Она обладает двумя главными для своей профессии качествами: во-первых, она женщина; во-вторых, разведенная. Пиявки любят одиноких теток и напрочь не переносят мужского духа.

Профессиональный путь Натальи был труден и тернист. Шесть лет назад она пришла сюда уборщицей. Через два года ее перевели в подсобные рабочие — помогать выращивателям сливать воду из банок. И только еще через три года Наталья наконец сама стала выращивателем.

С восьми до пяти Тоболева вываливает пиявок из банок в раковины, затем собирает их руками и закидывает обратно в банку, предварительно налив туда свежей воды. Это здесь называется промывка с сортировкой.

— Почему они вас не кусают? — спросила я.

— Я их знаю, — гордо ответила Наталья.

А затем показала нехитрый прием: надо постоянно сжимать мышцы ладони, и тогда пиявка не сможет присосаться.

Мужчин в Удельной всего несколько человек, и те в руководстве. Вот, например, исполнительный директор Вячеслав Шестаков. Двадцать лет проработал в химической промышленности. Пиявок с детства не любил, но, попав пару лет назад на фабрику, «заразился» этим делом не по-детски. Носит их домой в баночке, ставит себе и всем своим родственникам. Перед продажей пиявку три месяца морят голодом: оголодавшая, она готова присосаться даже к ненавистным ей мужчинам.

Вячеслав Владимирович показал мне гордость фабрики — установленный в прошлом году памятник пиявке. Кольчатый червь ползет по греческой колонне.

— Символизирует путь во времени! — гордо сообщил исполнительный директор.

На прощание он подарил мне настоящую драгоценность — пластиковую баночку с 15 особями и этикеткой: «Пиявка медицинская. Срок хранения 6 месяцев».

За окном мела метель. Я спрятала баночку с пиявками под пальто. Пробираясь по скользкой дороге к железнодорожной станции Удельная, я чувствовала, как бьются рядом с моим сердцем 90 маленьких сердец — по 6 в каждой пиявке. Дома мне пришлось похоронить одну из них. Приложенная к банке инструкция гласила: «Потери при транспортировке могут составлять до 3,5% по Москве и Московской области». Остальные, пересаженные в трехлитровую банку, сразу легли на дно и затосковали черной, неизбывной тоской. «Они ведь, бедные, не ели три месяца!» — догадалась я. Уже на следующий день я лечила маме пиявками тазобедренный сустав. Так мне удалось накормить четыре штуки. Пятая маму есть не пожелала. Использованных пиявок принято убивать в формалине. Но я не буду их убивать. Пусть живут и питаются моей кровью.

Первую неделю пиявки прятались от меня у дальней стенки банки, «наложившись» друг на друга штабелями. Потом они стали подползать к ближней стороне. Смотрели на меня по утрам своими несуществующими глазенками. Улыбались присоской. Они поняли, что я — их новый выращиватель. И уже начали меня любить. Вчера несколько пиявок покинули дно и присосались к верхней части банки, а это верный признак того, что настроение у них улучшилось. И у меня тоже. Наверное, это и есть лечебный эффект".